Я по-прежнему оставалась главным доверенным лицом и компаньонкой Анны. Стоял уже ноябрь, когда в один прекрасный день сестра потребовала, чтобы мы с Георгом сопровождали ее на прогулку вдоль вздувшейся от дождей реки в Гринвичский дворец.

— Ты, наверно, тревожишься — что теперь с тобой будет, без мужа-то? — начала она, удобно устроившись на скамье и поглядывая на меня.

— Наверно, поживу тут с тобой, пока здесь нужна, а потом уеду домой, в Гевер, — уклончиво ответила я.

— Я могу попросить короля об этом, пусть это будет мой подарок.

— Благодарю, сестрица.

— Я могу попросить его назначить тебе содержание, Уильям же почти ничего тебе не оставил.

— Я знаю.

— Король давал Уильяму на содержание сотню фунтов в год, можно устроить, чтобы эти деньги платились тебе.

— Благодарю, сестрица, — повторила я.

— Знаешь, — как бы между прочим бросила Анна, поднимая воротник, чтобы защититься от резкого ветра, — неплохо бы мне было усыновить твоего Генриха.

— Неплохо бы что?

— Неплохо бы мне усыновить малыша Генриха. Пусть будет моим сыном.

Я остолбенела и только и могла, что тупо смотреть на нее.

— Он тебе даже не особо нравится. — Такая глупая мысль могла прийти в голову только любвеобильной мамаше. — Ты с ним и не играешь никогда. Георг больше времени с ним проводит, чем ты.

Анна отвела глаза, посмотрела на реку, как будто хотела набраться терпения у текущей воды и скученных крыш Сити.

— Нет, конечно нет, но я совсем не за тем собираюсь его усыновлять. Сам по себе он мне и задарма не нужен.

Тут постепенно я сообразила, в чем дело.

— Ага, хочешь моего сыночка, сына короля. Хочешь сына, Тюдора по рождению. А когда король на тебе женится, в придачу получит и сына.

Она кивнула.

Я отвернулась, прошла пару шагов. Башмачки для верховой езды скрипнули на смерзшемся гравии. Пыталась найти подходящий ответ.

— Конечно, ты у меня можешь отобрать ребенка. Тогда уж король меня наверняка не захочет. В одно движение ты сделаешься матерью королевского сынка, да и от меня навеки обезопасишься.

Георг прочистил горло, прислонился к стене, руки сложены на груди, на лице полное бесстрастие. Я повернулась к нему:

— Ты, конечно, знал?

Брат пожал плечами:

— Она мне сказала, когда дело уже было сделано. Она сразу взялась за это, как только мы ей сказали, что семья подумывает—не заняться ли тебе снова королем. Она даже отцу с дядюшкой сообщила только после разговора с королем, когда уже все было решено. Дядюшка считает, неплохое вышло дельце.

Я сглотнула. В горле пересохло.

— Неплохое дельце?

— У тебя всего будет в достатке, — быстро сказал Георг. — Твой сын окажется поближе к трону, а у Анны на руках останутся все козыри, хороший план.

— Но это мой сын! — пробормотала я, задыхаясь. — Он не продается. Он вам не рождественский гусь на базаре.

Георг поднялся на ноги, обнял меня за плечи, развернул к себе.

— Никто его и продает, просто из него делают принца. У него тогда будут все права. Кто знает, не станет ли он следующим королем Англии. Ты должна гордиться такой возможностью.

Я закрыла глаза, похолодевшую кожу обвевал прибрежный ветерок. Мне даже показалось, сейчас в обморок упаду или стошнит меня. Как же мне хотелось свалиться замертво в тяжелой болезни, тогда им придется отвести меня в Гевер и оставить меня и детей в покое.

— А Екатерина? Что станется с моей дочуркой?

— Можешь оставить ее себе, — резко ответила Анна. — Кому нужна эта девчонка.

— А если я откажусь? — Я взглянула в честные глаза брата. Я все еще доверяла Георгу, хотя он меня и не предупредил.

Он покачал головой:

— Не можешь ты отказаться. Она уже все устроила. Подписано по закону, и печать поставлена. И дело с концом.

— Георг, — шепнула я. — Это мой мальчик, мой малыш. Сам знаешь — он для меня вся моя жизнь.

— Ты сможешь с ним видеться, — постарался утешить меня брат. — Будешь ему теткой.

Меня будто ударили. Я споткнулась на ходу, не смогла удержаться на ногах, пришлось опереться на руку брата. Повернулась к молчащей, ласково улыбающейся самой что ни на есть хитренькой улыбочкой Анне.

— Все, все тебе, да? — Слова мои источали ненависть. — Тебе все нужно. Мало тебе короля Англии у ног, еще и мой сын понадобился. Словно кукушонок, всех остальных птенцов в гнезде готова сожрать. Что еще нам надо сделать, чтобы твоему честолюбию было довольно? Всех ты нас погубишь, Анна.

Она отвернулась, не в силах вынести написанной на моем лице ненависти.

— Хочу стать королевой, — только и сказала она. — А вам всем придется мне помогать. Твой сынок Генрих может в этом деле поспособствовать, а потом мы ему отплатим добром за добро. Ты знаешь, как это делается. Только дурак лезет на рожон, как кости лягут, туда и надо идти.

— Когда мы с тобой играем, у тебя кости со свинцом. Я этого тебе не забуду, Анна. На смертном одре твоем припомню тебе, как ты у меня отобрала сыночка. Потому что боишься — своего не будет.

— Почему не будет? — Сестра по-настоящему уязвлена. — Ты родила, так отчего и мне не родить.

Я удовлетворенно расхохоталась, выплевывая слова ей в лицо:

— Потому что дни идут, а ты моложе не становишься. И король тоже не молодеет. Кто знает, будет ли у вас сынок? Я-то от него двух деток зачала, одного за другим, такого прекрасного мальчишку, Генриха моего, Бог лучше на землю не посылал. Тебе ни в жизнь не родить такого второго. Нутром чую, тебе ни за что не родить такого красавчика. Только и можешь, что украсть моего, — сама знаешь, у тебя своего никогда не будет.

Она побелела так, будто на нее снова напала горячка.

— Прекратите, — вмешался Георг, — прекратите, вы обе!

— Не смей этого больше повторять, — шипела сестра. — Не смей меня проклинать. Если я упаду, то и тебя за собой утяну, Мария. И Георга, и всех остальных. Не смей такого повторять, а не то сошлю в монастырь и вовек своих детей не увидишь.

Она вскочила на ноги, бросилась бежать, только мелькала отороченная мехом накидка. Я смотрела, как она несется по тропинке ко дворцу, и думала — опасней врага не сыскать. Теперь она помчится прямиком к дядюшке Говарду, а то и к самому королю. Анну сейчас все слушаются, все, кто имеет власть надо мной. И если она пожелает моего сыночка или даже самой моей жизни, ей достаточно только слово сказать.

Георг накрыл ладонью мою руку.

— Прости, сестренка, — неловко произнес он. — По крайней мере, дети останутся в Гевере, и ты сможешь с ними видеться.